— Мне нужно рассказать об этом Элине?
— Не думаю, что это правильно. Зачем беспокоить ее этими глупостями. Иначе ее поведение может стать непредсказуемо сложным. Вы же меня прекрасно понимаете. Достаточно, если вы поедете туда просто отдохнуть. И ей не обязательно говорить о том, где именно вы работаете. Но это вы сможете ей объяснить и без моих советов. Это был ваш второй вопрос?
— Нет. Это было уточнение наших позиций.
— Тогда задавайте ваш второй вопрос.
Караев чуть помедлил. Затем все-таки спросил.
— Если бы вам предложили вот такую поездку с вашей супругой, вы бы согласились?
— Нет, — ответил почти не раздумывая Большаков, — я бы не хотел попадать в подобную ситуацию. Но если однажды понадобится наша помощь… Я думаю, что мы согласимся. Моя супруга всегда и во всем меня поддерживала. Ради своей страны и ради моей работы… Я постарался ответить на ваш вопрос предельно честно, Караев. И вы тоже можете отказаться. Это ваше право, полковник. И право вашей женщины, которую мы не можем подвергать даже малейшему риску без ее согласия.
— Вы же знаете, что я не откажусь.
— Именно поэтому я и пригласил вас для разговора. Я прекрасно все понимаю. И мы постараемся сделать все, чтобы оградить вас обоих даже от тени подозрений. Но это как раз тот случай, когда вы вместе с вашей знакомой можете нам серьезно помочь. Вы же знаете, что мы уже давно готовим наши операции по всему миру. Если хотите, период отступлений закончился. Поднимается новый «Восточный ветер». И мы собираемся восстанавливать свои позиции повсюду в мире. Везде, где это возможно.
— Что вам даст убийство Минкявичуса?
— Это не убийство. Не нужно так патетически. Это всего лишь приведение в исполнение приговора, вынесенного судом. Справедливого и объективного приговора, основанного на наших правовых нормах. Самое важное, что все остальные будут знать, что мы ничего не забываем. Даже спустя четверть века, даже если уже не существует страны, которую он предал, и спецслужбы, в которой он служил. Даже если не существует и другой страны, с которой он сотрудничал, и другой спецслужбы, которая была обявлена «вне закона». В данном случае я говорю о «Штази».
— «Восточный ветер», — негромко повторил Караев, — не боитесь, что он вызовет бурю?
— Не боимся. Четвертая мировая уже началась. И пока не мы в ней основные игроки. Победители нашли себе нового врага. И похоже, эта война будет длиться с не меньшим размахом и ожесточением. Две цивилизации друг против друга. Западная против азиатской. Евроатлантическая против мусульманской. И хотя перевес сил кажется очевидным, еще никто не знает, чем закончится это противостояние. А наша задача — заявить о себе как о самостоятельном «игроке» в этом раскладе. И начать возвращать свои позиции в мире. Не забывайте, что кроме нас есть и еще один крупный «игрок», который пока выжидает. А когда он вступит в войну, борьба может стать просто непредсказуемой. Я говорю о Китае. Мы обречены на сто лет войны, полковник. И «одиночество» нам в данном случае не грозит. К сожалению, никто в мире не сможет изменить этого непреложного факта. Такова наша геополитическая реальность. Когда вы можете вылететь в Италию?
— А когда нужно? — несколько меланхолично спросил Караев.
— Достойный ответ, — кивнул Большаков, — я думаю, на следующей неделе. А пока мы обговорим некоторые детали…
В воскресенье, когда на улицах города бывает гораздо меньше машин, чем обычно, один из дежурных автомобилей Государственной комиссии подъехал к незнакомому дому и остановился. Вышедший из него Большаков оглянулся по сторонам и, пройдя за дом, вышел в соседний дворик. По своему статусу и положению, он не имел права ходить по городу без охраны, но ему следовало только пересечь двор, чтобы оказаться у знакомого подъезда, набрать код входной двери и, поднявшись по лестнице, оказаться в квартире, которую они использовали для своих встреч.
Большаков не стал звонить в дверь. Он достал ключи и, стараясь не шуметь, открыл замок. Затем вошел в квартиру, мягко захлопнув за собой дверь. Он увидел горящий свет и понял, что его уже ждут. Свет горел в комнате, не имевшей окон и находившейся в центре квартиры, оборудованной особой защитой от возможного прослушивания. Большаков прошел в комнату и поздоровался с человеком, который сидел за столом и читал газету. У незнакомца были свои ключи от квартиры. На вид ему было лет сорок. Острые черты лица, внимательный взгляд. Этот человек был достаточно хорошо известен в стране и в мире, его считали одним из самых влиятельных людей в структурах государственной власти. Между собой все остальные называли его Мистер С.
— Добрый вечер, Иван Сергеевич, — кивнул неизвестный, — вы как всегда точны.
— Не люблю опаздывать, — кивнул Большаков, — старая привычка. И требую подобного у своих подчиненных. Но когда опаздывают, я понимаю, что они не всегда виноваты. В нашем городе не все можно заранее рассчитать.
— Вы правы, — улыбнулся его собеседник, — вы знаете, что исполнительный директор ЦРУ Морелли встретился с нашим резидентом в Вашингтоне? И потребовал прекратить убийства бывших советских агентов, которые происходили на территории США?
— Мне сообщили об этом, — мрачно кивнул Большаков, — рано или поздно они все равно бы узнали о наших акциях, связав их воедино.
— Насколько мне известно, вас постигла неудача в Сан-Франциско, когда провалились сразу двое ваших людей.
— Это не неудача, — твердо возразил Иван Сергеевич, — наших людей ждала засада. Подобное может случиться где угодно и когда угодно. Но наши повели себя героически. Один погиб, другой застрелился. Американцы в любом случае ничего не получили. Поэтому и разозлились, решив устроить такую встречу Морелли с резидентом нашей разведки в США.